To be myself is something I do well
Путь к вершинам концептуализма (московского, романтического, кабаковского) лежит через долгие, бесконечные залы европейской живописи XIX века, собрание которой постепенно покидает запасники и в приближённом к полному составе показывается на свет божий в анфиладах Главного штаба. Оно так богато, что забываешь, зачем пришёл и куда. Да и что хочется туда идти, тоже уже совсем не уверен.



Искусство идей требует умственных сверх-усилий осознания и постижения, плохо усваивается без серьёзной подготовки в области истории, теории и, может быть, даже философии искусства. Не сказать, что инсталляции Кабаковых взывают исключительно к разуму, но что делает их трудными для восприятия, так это эффект удручения. Видимо, тоталитарность советской жизни слишком сильно давит на психику и очень убедительно передаётся элементами систематизированного пространства повседневности советского человека — набор концепций существования в советской системе, комплект схем ежедневного бытия, апт-арт. Трудно поверить, но самым довлеющим оказываются не идеология, не руководящая роль партии, не политика, а строго регламентированный, распланированный, замкнутый быт. Проект кажется визуализацией Платонова или Замятина — по атмосфере. «Художественное выражение повседневной жизни при советском коммунизме».
В итоге неясно, чего здесь больше, — анализа или эмоций, концепций или спонтанных ассоциаций, материализма или дематериализации культуры, чувств или одного-единственного чувства тоски по навсегда исчезнувшей стране, которую нет-нет, да хочется воскресить. Это не воскрешение, конечно (упаси Бог!), но сохранение: музеефикация СССР, консервация памяти (и этим прекрасно).
Недавние комментарии