Себастьян Хафнер

Мир, в котором я жил, растворялся, исчезал, становился невидимым; его исчезновение было чем-то само собой разумеющимся и совершенно беззвучным и невидимым. Чуть ли не ежедневно можно было заметить, как от этого мира отваливаются и тонут, исчезают навеки целые куски. Ищешь взглядом что-нибудь привычное и констатируешь: этого уже нет и никогда не будет. Никогда прежде я не испытывал такого странного ощущения: словно почва, на которой стоишь, неотвратимо осыпается, уходит из-под ног — или ещё точнее: словно равномерно и непрерывно выкачивают воздух из колбы, в которой ты сидишь.

Себастьян Хафнер. «История одного немца. Частный человек против тысячелетнего рейха»

Вопрос «Как так вышло?» для человечества не нов, и на каждом переломе истории люди спрашивают себя, что произошло, кто лукавя (что, наверное, случается реже), кто искренне недоумевая. Как получилось? — это не про внезапность, не про неожиданность, не про спонтанность, не вдруг. Это всегда закономерный итог длительных процессов, многолетнего воздействия ряда факторов, и ответ если не лежит на поверхности, то точно не спрятан настолько глубоко, что до него не докопаться. К несчастью, история знает массу прямых, почти буквальных аналогий, найти которые не составляет большого труда. Но осознать причину значит взять на себя долю вины за бездействие, за безразличие, за слепоту. Это трудно, и вопрос «почему?» становится бессознательной психологической защитой.

В первые годы третьего рейха в воздухе витали мысли и надежды: в один прекрасный день военные положат конец гитлеровской «дискредитации идеалов и целей рейхсвера. Увы, военным в Германии недостаёт гражданского мужества. Гражданское мужество, то есть способность принять собственное решение и нести за него ответственность, — добродетель в Германии весьма редкая, как отметил Бисмарк в одном из известных своих высказываний.

Себастьян Хафнер. «История одного немца. Частный человек против тысячелетнего рейха»

Как выжить с этим чувством вины по ту сторону забора или по эту, не дать себя раздавить, разрушить, не потерять достоинства, не сломать внутренний стержень — другая история, которая начинается с признания неслучайности происходящего.

Как не сойти с ума, отдавая себе в этом отчёт? «Филателия, фортепиано или театр», но стремление сохранять подобие нормальной жизни тоже может быть пагубным.

И как бы это ни было странно, но всё же придётся признать, что как раз механическое, автоматически продолжавшееся течение ежедневной жизни и мешало проявиться сильной живой реакции, протесту против чудовищного зла. <…>

Против спонтанного, естественного сопротивления работал неостановленный механизм повседневной, рутинной жизни. Наверное, и революции, и вся Истрия Европы были бы иными, если бы люди сегодня, как в древних Афинах, были самостоятельными личностями и поддерживали связь с общественными государственным делом, если бы они не были так безнадёжно и бесповоротно встроены в свою профессию, в свой ежедневный распорядок, не были такими, зависимыми от тысячи мелочей, деталями не контролируемого ими механизма, скользящими по накатанным рельсам, беспомощными, случить им сойти с рельс! Только повседневная рутина является основой безопасности и сохранения жизни — вне этой рутины начинаются джунгли. Каждый европеец XX века чувствует это со смутным страхом. Отсюда его нерешительность, когда нужно предпринять что-то, что может сбить его с накатанного пути, — что-то смелое, не повседневное, исходящее от него самого. В этом и заключается возможность таких чудовищных катастроф современной цивилизации, как господство нацизма в Германии.

Себастьян Хафнер. «История одного немца. Частный человек против тысячелетнего рейха»

«История одного немца» — это про нас, «Некто Гитлер» — это про него. Первая — о том, как мы пришли туда, вторая — о том, как он нас туда завёл. Обе — о том, где мы находимся и что нам предстоит.

Наверное, в большей степени это даже не про историю саму по себе, а про психологию, про противостояние масс и маленького человека, про ничем не выдающегося обывателя, один из которых бессилен, а другой — наделён безграничной властью. Не переставая при этом быть мелким, в чем-то ничтожным, просто — может быть, это самое страшное! — глупым и невежественным. Но глобальная идея побеждает всё: образование, способность анализировать и думать, здравый смысл, многолетнюю привычку сомневаться, не покоряться безвольно влиянию толпы.

В этом был повинен — воздух; безымянное, ощутимое всеми порами всеобщее настроение; водоворот массового единства, одаривавший каждого, кто в него бросался (буде это даже семилетний мальчик), неслыханными эмоциями; того же, кто оставался вне этой стремнины, душил вакуум одиночества. Охваченный наивной страстью, без тени какого-либо сомнения «или конфликта, тогда я впервые ощутил воздействие странного дара моего народа — впадать в массовые психозы. (Этот дар, наверное, является компенсацией малой одарённости немцев в том, что касается индивидуального, личного счастья).

<…>

Людей отвлекали и занимали — шёл непрекращающийся хоровод праздников, посвящений и национальных торжеств. <…>

Поначалу в праздниках участвовали из страха. Но, однажды попраздновав из страха, люди не хотели в дальнейшем праздновать только по этой причине — ведь это было бы пошло и достойно презрения. В дальнейшем они взвинчивали себя до надлежащего праздничного настроения. И это станет дополнительной, психологической, причиной победы национал-социалистической революции.

Себастьян Хафнер. «История одного немца. Частный человек против тысячелетнего рейха»

Закономерность событий и отсутствие разумного объяснения, хоть сколько-нибудь внятного ответа на вопрос «зачем?» — главное, что следует усвоить. Оно не отменяет необходимости поиска и выявления причинно-следственных связей: если смотреть на них беспристрастно, шокирует скорее неизбежность.

Конечно, для того, чтобы победа была полной и окончательной, понадобилось ещё и многое другое: например, трусливое предательство вождей всех партий и организаций, которым доверилось 56% немцев, 5 марта 1933 года голосовавших за них и против нацистов. <…> Однако только этим предательством и можно объяснить кажущийся необъяснимым факт: большой народ, состоящий не из одних трусов, без сопротивления отдался такому сраму.

Предательство было всеобщим, оно захватило всех без исключения, от левых до правых. <…> Каковы партии, таковы и их боевые отряды. <…> Эта ужасающая моральная несостоятельность руководства всех антифашистских партий — важнейшая черта «революции» марта 1933 года. Эта несостоятельность сделала победу нацистов невероятно лёгкой. <…> Проявившаяся тогда моральная, субстанциональная слабость Германии столь велика, что история рано или поздно эту слабость оценит по заслугам.

У других народов любая другая революция, какие бы кровоподтёки и какую бы временную слабость она ни вызвала, в конце концов приводила к невиданному увеличению моральной энергии противоборствующих сторон и тем самым — к колоссальному укреплению нации, если иметь в виду длительные исторические периоды. <…> У нынешних немцев там, где должен был возникнуть этот источник, живёт только память о позоре, трусости и слабости. Несомненно, однажды это приедет к очень тяжёлым последствиям; очень возможно, что результатом будет распад немецкой нации вместе с её государственностью.

Себастьян Хафнер. «История одного немца. Частный человек против тысячелетнего рейха»

Такой исход нимало не пугает: эта система должна быть обречена, она не имеет права на существование, но то, что действительно страшит — возможность, вероятность, может быть, даже неотвратимость реванша.