To be myself is something I do well
Вопрос, зачем читать (художественную литературу), бессмысленный и праздный. Объяснять, зачем это делать, — наверное, ещё более неблагодарное занятие. Если по собственному желанию берёшь в руки книгу, чаще всего у этого нет никакой внятной цели, но есть — причина.
Способность воспринимать красоту художественного слова не рождается вдруг — это следствие многолетней привычки, из которой вырастают тяга к прекрасному и неприятие пошлого, клишированного, нищего, мёртвого языка, столкновение с которым мучительно и скучно. Неважно, что не всегда читателю понятны терзания героев Толстого или крупицы житейской мудрости, разбросанные хаотично и будто бы невзначай в рассказах Чехова, Бунина, Куприна, что идеи планетарного масштаба, предельно сконцентрированные в слове, порой ускользают, теряясь в рифмованных строчках образцов изящной словесности, — все это незаметно, но последовательно и неотвратимо формирует литературный вкус, умение радоваться точно подобранному эпитету, неожиданному созвучию, наслаждаться тонко выписанной реальностью с миллионом пойманных подробностей, которая легко и непринуждённо превращается в окружающую действительность, пробуждая к жизни все органы чувств: зрения, слуха, осязания, обоняния. Наполнение сознания живейшими красками бытия вытекает из — всего-ничего — простого, обычного, черно-белого слова. Это однажды обретённое волшебство остаётся навсегда, в любых обстоятельствах, в любое время, в любой стране: маленький, неиссякаемый источник пусть скоротечного, но неподдельного счастья.
Убогость бестолкового краткого пересказа не заменит оригинала, потому что не только сюжет определяет ценность литературного текста: к некоторым книгам возвращаешься снова и снова, некоторые знаешь наизусть и все равно продолжаешь читать. Нет-нет, и повторяешь, твердишь про себя, как мантру, наполненные сакральным смыслом слова; в толпе, в переполненном автобусе, засыпая глубокой ночью.
Симфония Моцарта в интерпретации плохого пианиста, полотна Боттичелли в копиях художника-недоучки не приносят утешения — спасительны только шедевры, подделки, поделки неспособны исцелить. Лишь гениям подвластна красота.
Чтение — это способ прожить, пережить, преодолеть, и человек, не познавший удивительной силы книги, слабее, беднее, несчастнее: в беспощадном мире он лишён этой пусть призрачной, но дарующей настоящую надежду нити.
Я читаю, потому что все ещё хочу жить, несмотря на то, что каверзный вопрос «зачем» иногда ставит в тупик.
Говорят, в старости у человека остаётся только профессия: страшно хочется понять, что же это всё-таки было — финансы или литература.
Недавние комментарии