To be myself is something I do well
Промозглые, пронзительные ноябрьские сумерки. На набережной канала Грибоедова воды по щиколотку, несмотря на гранитную плитку. Дождь барабанит по туго натянутому куполу зонта. Влажный, тягучий запах лежалой листвы доносится из Михайловского сада. Фонари не горят, но, даже когда зажгутся, не станет светлее. Простуда не за горами. В предчувствии встречи со знакомыми с детства анфиладами и полотнами, с тёплым уютом музейной суеты незаметно пролетает час ожидания.
“Яблоки и листья” – аромат яблоневого сада, воспоминания о Бунине и Пастернаке, “Продавец новостей в Париже” или “Мужские головы” – Париж Тулуз-Лотрека,, “Сходка” – ужас “Бесов”, “Протодиакон” – Русская Православная Церковь времён упадка (как и “Крестный ход”), “Портрет Антона Рубинштейна” – “Демон” во плоти, “На дерновой скамье”, “Летний пейзаж”, “На меже” – толстовское Покровское, “Портрет Юрия Репина у Неаполитанского залива” – “Гимназисты” и “Жизнь Арсеньева”, “Манифестация 17 октября 1905 года” – неизбежность приближающейся катастрофы.
На фоне этого не столь известного Репина обыденными кажутся раскрученные “Бурлаки” и “Казаки”, “Садко” и “Воскрешение дочери Иаира”. Так вдохновенно манят к себе “Какой простор!” и лица, лица, лица. Я снова пойду задумчиво вглядываться в них.
Недавние комментарии