Я здесь живу...
To be myself is something I do well
Герман Гессе
Моя очередная из многочисленных попытка прочитать Гессе увенчалась успехом. Череда предыдущих, связанных с “Игрой в бисер”, “Сиддхартхой” и “Степным волком”, заканчивалась полным провалом уже на третьей странице. Оставив надежду осилить поздние романы, я взяла небольшое “Паломничество в Страну Востока” и добралась до конца. Роман меня не вдохновил, хотя читается легко и написан изящно: слишком пафосный финал, сверхсистемная конструкция, глубокая идея.
Зато вместе с романом в книге оказались сборники “Сказки. Легенды. Притчи” и “Путь сновидений”. Действительно “блестящий стиль”, дополненный непринуждённостью сюжетов. Но странно, что рядом с изумительными “Швабской пародией”, “Странной вестью о другой звезде”, “Фальдумом”, “Робертом Эгионом”, “Невестой”, “Лесным человеком” и даже “Птицей” (последняя страница которой если не перечеркнула прелесть предыдущих двадцати, то точно ничего к ним не добавила) соседствуют смущающие своим философствованием, морализаторством и даже элементарным занудством “Август”, “Поэт”, “Ирис”, “Запись” и “Трагедия”.
Любопытный в этом смысле рассказ “Детство волшебника”: Гессе творит волшебство буквально из ничего и накрывает ощущением безграничного детского счастья. Но только проскальзывает тень взросления, и нужно куда-то привести читателя, как из рассказа исчезает непосредственность: он становится схематичным, искусственным, призванным открыть ту бездну, что разделяет взрослых и детей. Автор ходит вокруг да около, но ему так и не удаётся добиться ясности, внятности и убедительной аллегоричности. Возможно, так кажется, потому что через 20 лет после “Детства волшебника” в мире появился “Маленький принц”.
Пытаясь разобраться, эволюционировал ли Гессе от простого к сложному или наоборот, я посмотрела датирование его рассказов. Вывод неутешителен: в совершенстве владея литературным языком и обладая тонким литературным вкусом (чему “Роберт Эгион”, “Невеста” и “Швабская пародия” прекрасные примеры), Гессе, видимо, не смог устоять перед искушением быть не только писателем, но и мыслителем, философом, пророком. Наверное, отсюда в его более поздних произведениях избыточность утомительных для читателя размышлений о том, что не требует разъяснений, будучи сказанным ранее самодостаточно и ярко, ровно до такой степени ясно, до какой это позволительно в литературе, чтобы она не перестала быть искусством. Едва уловимая грань, которую безупречно чувствовал Гессе в более ранних рассказах, постепенно стирается: он перестаёт быть писателем. Блестящим писателем, по крайней мере.
Это слабость, с которой, видимо, трудно совладать, будучи связанным с традицией классической немецкой философии. И сколько ни смотри на Восток – всё равно европеец.
Я здесь живу... 
Недавние комментарии