Я здесь живу...
To be myself is something I do well
Пушкин и Шаламов
Никита в школе долго проходил Пушкина: читал и рисовал (в меру более чем скромных изобразительных способностей) сказки, учил стихотворения, отрывки из «Евгения Онегина». Им рассказывали про Арину Родионовну, про ссылку в Михайловское, про последнюю квартиру в Петербурге, про Чёрную речку, Геккерена, Дантеса и дуэль. В первые же выходные Никита вытащил меня на Мойку, 12.
Наша попытка не увенчалась успехом: музей в ту субботу закрылся на час раньше положенного, и мы опоздали к последней экскурсии. Через неделю приехали заранее. Мрачноватый октябрьский сумрак, тусклым вечером проникавший в комнаты на первом этаже, отозвался давно знакомой и потерянной в суете и беготне взрослой жизни пустотой этой вдруг, как будто только что, овдовевшей квартиры. Которая остро и болезненно ощущается и сейчас, спустя почти двести лет.
«Мы становимся взрослыми, признавая несравненное величие Пушкина».
Эта простая истина совершенно поразила моё воображение своей очевидностью и точностью.
Прочитав о Шаламове у Валерия Есипова, я удивилась больше всего его преданности литературе, поэзии, редкой и вообще, но кажущейся совершенно невозможной для человека шаламовской судьбы. В его рассказах, несмотря на нечеловеческий мир, сменяют друг друга зима, весна, лето и осень. Шумят деревья и щебечут птицы, плывут облака и текут реки. Пробиваются сквозь снег первые цветы. Слышны звуки, различимы цвета, ощущаются запах и вкус. В рассказах Шаламова есть воздух и чудесная природная поэтика, даже в самих названиях сборников и отдельных рассказов. Я люблю «Воскрешение лиственницы» и «Артиста лопаты». Да и другие – тоже, просто люблю Шаламова. Потому что он – художник с тонким чувством прекрасного, а не идеолог, не борец, не антисоветчик, по крайней мере, в литературе.
Я здесь живу... 
Недавние комментарии