To be myself is something I do well
На мой взгляд, сам факт исполнения этого произведения в некотором смысле важнее его качества [исполнения]. Культурная задача Мариинского театра – знакомить широкую публику с малоизвестными или совсем неизвестными музыкальными произведениями и композиторами, – намного существенней обыденных деталей конкретного концерта. Вряд ли я когда-нибудь услышала бы “Военный реквием”, если бы не вчерашний концерт.
Музыка оказалась пронзительной, прозрачной, вдохновенной, живой, и почти полтора часа я даже не заметила, как пролетели. В ней нет столь привычной и ожидаемой в реквиемах мрачности, тяжести (бытия и небытия), подавленности, неотвратимости, раскрывающейся и поглощающей бездны. Где-то читала про “Немецкий реквием” Брамса, что он – человеческий. Реквием Бриттена в этом смысле – человеческий-человеческий. После него нет ни тени сомнения в том, что смерть – это надо головой, а не под ногами.
Композиция "Военного реквиема" нетривиальна, и перекличка голосов современности (тенора и баритона), которыми озвучены стихи Оуэна, с каноническим текстом реквиема на латыни создаёт объёмность, в некотором смысле сюжетность музыки. Понимание того, что это — не где-то там, над миром, за спиной или в далёком прошлом, а вот здесь и сейчас: война, трагедия, гибель. Скорбь, но очень сдержанная и достойная. Именно так, мне кажется, нужно вспоминать о войне, именно так нужно помнить о ней.
На моей недолгой памяти оперного любителя хор Мариинского театра был лучшим именно вчера: на одном дыхании, как один голос, строго, стройно и прочувствованно. Про детские я не говорю – не доводилось слышать, чтобы мальчики из Капеллы пели не то что плохо, но даже просто нехорошо.
Мне понравился оркестр, и даже духовые, хотя, возможно, интонаций, нюансов и тонкости им всё-таки не хватало.
К Анне Нетребко у меня отношение особенное и сугубо субъективное: с ней, собственно, началось моё увлечение оперой, поэтому оценивать объективно мне трудно, да я и не стремлюсь. Канонический реквием в её исполнении вместе с хором легко и свободно летел в зал и достигал моих ушей (и не только их).
Александр Тимченко. Я ума не приложу, почему я не только ни разу его не слышала, но даже ни от кого не слышала его имени и не встречала его в афишах. Это замечательный, изумительный тенор! Конечно, по партии в реквиеме трудно судить о теноре. С одной стороны… Но с другой, – здесь играет роль только голос, и подыгрывания, компенсация актёрской игрой, убедительностью образа, чем-то ещё, – совершенно невозможны. Ни малейшего признака столь нелюбимой мной гнусавости, свободные и льющиеся верхние ноты, нежное piano, звонкое forte. Очень разнообразно и богато сделанная партия: слышно, что она понята, подготовлена и проработана. А какая артикуляция!.. Действительно английский язык в опере, с его звуковым рядом, интонациями и при этом понятный. Я совершенно очарована и огорошена этим открытием! И партия — партия сделана потрясающе.
Владислав Сулимский мне то нравился, то не очень, но в целом – достойно.
P.S. В театре меня смутили три вещи:
1) программки продавались только сразу при входе, и поскольку я решила, что на моём первом ярусе она тоже будет продаваться и, соответственно, внизу её не купила, то в результате осталась без программки: правда, благодаря совершенно замечательной девушке, разводившей публику по местам, мне удалось обзавестись программкой, потому что она где-то раздобыла пачку и любезно предлагала их уже рассевшейся публике перед самым началом концерта;
2) в фойе всё-таки душно (при этом с левой стороны, где выход и буфеты, гораздо больше, чем с правой), равно как и в туалетных комнатах;
3) таблички с обозначениями, где какие места, не совсем соответствуют действительности: на первом ярусе, там, где написано “Первый ярус. Левая сторона. Ряды 1-4), попасть можно далеко не на все места указанных рядов: на некоторые нужно заходить в ту дверь, где указано “Первый ярус. Середина" (которой собственно нет как таковой).
Но в целом это – ерунда, и сам театр оставил очень приятное впечатление теплотой и заливающими потоками света.
Недавние комментарии