О проекте «Голос» и российской эстраде

Меня лично проблема ужасающего состояния современной российской эстрады практически не касается. И не потому, что я не слушаю популярную музыку (во избежание недоразумений сразу поясню, что отношу к ней все неклассические стили, включая поп, рок, джаз, рэп и т.д.): очень даже слушаю, гораздо больше, чем оперу и инструментальную классику. И люблю. Просто мне вполне достаточно того, что поется на английском (это воспринимается как родное), французском, испанском и итальянском.

Но если смотреть шире, то проблема практического отсутствия русской популярной музыки (потому что слушать то, что сегодня пишется и исполняется на русском, просто невозможно) угнетает меня ужасно как общекультурная проблема. Я, в отличие от многих ортодоксов, уверена, что эстрада нужна, важна и должна быть. И должна быть в том числе в русском языковом и музыкальном пространстве.

Я уже давно подозревала, а проект «Голос» окончательно убедил меня в том, что проблема отнюдь не в отсутствии умеющих петь и играть, притом хорошо, исполнителей, — замечательных музыкантов у нас предостаточно. Есть, конечно, проблема музыкального материала (как цитировал Владимир Познер в интервью с Родионом Щедриным, «чем пошлей — тем башлей»), но даже и она не главная: я почему-то уверена, что был бы спрос, нашлись бы и интересные эстрадные композиторы, и достойные поэты-песенники.

Пресловутый рыночный спрос… кто его формирует? Вопреки усердно насаждаемому шоу-бизнесом мнению, что народ имеет такую эстраду, какой заслуживает, и несусветная муть пишется и исполняется исключительно потому, что «пипл хавает», спрос формируется, как после проекта «Голос» совершенно очевидно, совсем не «пиплом». Спрос формируют продюсеры (читай: наставники), и какой спрос формируют Дима Билан и Леонид Агутин, мы имеем возможность судить. Пока подобные люди будут рулить в музыкальной эстраде, никакие музыканты, никакие голоса не помогут: даже абстрагируясь от выбираемых ими исполнителей и обращаясь только к выбираемым ими композициям, можно утверждать, что, минимум, каждая вторая песня поддается исключительно нецензурным определениям.

С Пелагеей дело получше, но ее собственные музыкальные рамки настолько узки, что не позволяют выбрать что-то оригинальное и сделать его оригинально. А иногда, к сожалению, просто подводит музыкальный вкус (мне почему-то в этом смысле особо запомнилась «Хабанера» в исполнении одной из участниц: как-то все это стандартно, прошлый век, даже пошло).

Приходится констатировать, что ни будь среди наставников Александра Градского, проект бы начисто провалился (с точки зрения реабилитации нашей заболоченной эстрады). Возможно, Градский тоже не выходит за свои собственные рамки и не прыгает выше своей головы, но его музыкальное пространство настолько огромно, что его бы с лихвой хватило для создания роскошной эстрадной музыки. Но после проекта в лапы, в лучшем случае (и, похоже, это не самый плохой вариант), агутиных и биланов попадут… кто?..

По-моему, я пропустила всего пару прослушиваний, а все остальное видела и слышал. Еще с отбора у меня было два фаворита: Иделия Мухаметзянова и Дина Гарипова. Попытаюсь объяснить, почему.

В моем представлении, для эстрадного исполнителя, помимо определенного уровня музыкальных и вокальных способностей (который может варьироваться в зависимости от других параметров), чрезвычайно важны следующие вещи.

1. Способность доносить голосом эмоции и чувства.

Это едва ли ни самое главное — проникать в душу слушателя и теребить ее, будоражить своим голосом, каждой песней, каждой нотой в песне. При наличии этого дара я могу простить музыкальные и вокальные недостатки. При отсутствии этой способности никакой голос, никакая музыка в моих глазах эстрадного исполнителя не спасут. Именно поэтому я равнодушна ко многим признанным эстрадным вокалистам.

2. Способность услышать и спеть известную композицию по-своему.

Копировать манеру известного исполнителя, вопреки распространенному мнению, гораздо проще, чем петь по-новому, потому что способность петь по-новому означает способность слышать по-новому. Слышать музыку гораздо глубже, чем она кем-то исполнена, в той глубине, где она написана. Пожалуй, именно этим меня сначала по-настоящему покорили и Иделия с Let it be, и Дина с «А на последок я скажу» (дальше обе девочки меня покоряли заново с каждым новым выступлением).

3. Способность петь в разных стилях и жанрах.

Это не означает, что мне не нравятся исполнители, которые работают в одном стиле: многих из них я очень люблю. Но умение петь по-разному — это очень большой плюс. Именно поэтому я высоко ценю творчество Робби Вильямса и являюсь его восторженным поклонником.

4. Способность сделать хитом новую песню.

Понятно, что здесь речь исключительно о способности услышать и донести новую песню с чистого листа. Очевидно, что песня может быть не любой и есть много других влияющих факторов, но, тем не менее, это одно из принципиальных умений.

Что будут петь участники проекта после его окончания, я себе не представляю. Зато теперь очень хорошо представляю, что им может предложить петь продюсерская братия. И очень хорошо представляю, что именно на ней лежит ответственность за то, что происходит на нашей эстраде. Продюсеры имеют возможность делать выбор, и, как мы теперь знаем, им есть из чего выбирать. И, тем не менее, они делают выбор в пользу Артема Качаряна и Ольги Кляйн. И еще пытаются убедить нас в том, что это мы хотим такое слушать.

P.S. Почитав мнения широкой публики на сайте проекта, пришла еще к одному неутешительному выводу. Слушатели, условно, старше 30 лет, понимают, что то, что мы имеем сегодня, — даже не жалкое подобие той эстрады, которую мы могли бы иметь. И поэтому они с удовольствием слушают братьев Поздняковых, Эдварда Хачаряна и Дину Гарипову. Но вот в слушательской аудитории условно «моложе 25» «билановщина» пышно расцвела и пустила глубокие корни: ее музыкальный вкус напрочь испорчен, и они искренне полагают, что Кляйн и Качарян — это и есть хорошо, это и есть верхняя планка, это и есть образец. Что коль скоро обоих уже отправили домой, то и слушать в «Голосе» больше некого.