“Анна Каренина” Сергея Соловьёва

Вместо пролога

Несколько лет назад у меня появилось устойчивое желание перечитать «Анну Каренину», вызванное оставшимися после школы недосказанностью, недопонятостью, неудовлетворённостью существовавшими трактовками (из-за которых я не люблю и никогда не любила фильма Александра Зархи, выводившего большую, ужасную, но принятую в системе советской идеологии ложь о смысле романа). Эта самая неудовлетворённость и осознание того, что что-то (очень многое!) осталось мной недопонятым, упорно меня преследовали. Руки, как это часто водится в нашей бытовой суете, не доходили, но неожиданно подруга подарила на день рождения лекции Владимира Набокова о русской литературе, в том числе – об «Анне Карениной». Прочитанная лекция ещё больше убедила меня в необходимости взяться за роман, так как мысли роились, не принимая большинства предлагаемых соображений и объяснений, а собственной стройной картины не складывалось никак. И вот последний шаг (перед прочтением романа, который я теперь в ближайшее время возьму в руки обязательно) – на экраны (на один-единственный в Санкт-Петербурге экран кинотеатра «Аврора») выходит фильм Сергея Соловьёва, который, казалось, уже навсегда похоронили на полках.

Не скажу, что после просмотра сразу всё встало на свои места и разложилось по полочкам в моей голове, но несколько вечеров обсуждений фильма сделали своё дело: я полагаю, что теперь знаю чётко и ясно то главное, что не давало покоя, постепенно вызревая.

(Впрочем, пока создавался пост – без малого три месяца – и роман оказался прочитанным).

__________

Фото: http://spletnik.ru/kino/nashekino/13436-anna-karenina.html

* * *

Почему то, что произошло с Анной, в действительности произошло, – наверное, главный вопрос (не по значимости в романе – там при внимательном прочтении выявляется умопомрачительное число вопросов, тем, проблем и слоёв) для читателя. Советская трактовка о давлении света мне всегда (даже в школе, хотя тогда я мало что понимала, да и невозможно было понимать больше по проблемам, волновавшим Толстого, в школьном возрасте) казалась несостоятельной. Тем более что и в фильме Зархи, её оправдывающей, фрагменты подобраны и акценты расставлены уж слишком искусственно, что не могло не бросаться в глаза и не вызывать недоверия. Помню, уже в постсоветское время появилась точка зрения, что Анна – просто неуравновешенная истеричка, сама себя накрутившая… Тоже ерунда: этот мотив есть, но он не ведущий.

Так что же тогда?

* * *

Фильм Сергея Соловьева (а я полагаю, что и роман Толстого) — о трагедии мучительного постижения пустоты, следующей за любовью, на алтарь которой кладётся всё, вся жизнь, и Анны, и близких к ней людей. Любовь – серьёзное, сильное, чрезвычайно значимое для человека чувство, но любовь между мужчиной и женщиной не есть и не может быть всем в жизни. И главное: она ничего не оправдывает, какой бы сильной и страстной она ни была.

Замешанная отчасти на плотском притяжении, отчасти – на эмоциональном воздействии на уровне посылания и улавливания флюидов, она не может заменить семьи, уважения, чести, достоинства, долга и не стоит того, чтобы от всего отрекаться. Анна бросается к Вронскому в состоянии такой любви, жертвуя всем ради неё и от всего отрекаясь, но наступает отрезвление, и она, сначала смутно, но потом – всё более и более отчётливо и полно начинает осознавать, что её жертва была напрасной. Напрасной в том смысле, что она не принесла ей ни безмерного счастья, ни вечного блаженства. Переступив все дозволенные черты и совершив – Анна в полной мере отдаёт себе в этом отчёт, — смертный грех, она не получает равнозначной замены и постепенно всё более и более раздражённо и озлобленно обвиняет в этом Вронского. Этот процесс расширения и углубления душевной пустоты Анны, которую она пытается и не может заполнить любовью к Вронскому, самим Вронским, по-моему, совершенно изумительно показан Соловьёвым и передан Татьяной Друбич.

В мучительных родах, мечтая о смерти как единственном избавлении от несказанной душевной боли, Анна вдруг видит, что Алексей Александрович человечен, великодушен, он страдает и по-своему любит её. И от этого к переживанию своего греха у Анны добавляется, с одной стороны, жалость и сострадание к мужу, но с другой – невозможность простить ему это его великодушие, эту его человечность, это его прощение. Анна понимает, что Алексей Александрович, которого она предала и обрекла на мучения, которого презирала за то, что ему недоступны знание любви, состояние любви, ценность любви, вдруг оказывается на такой человеческой высоте, что она не может не чувствовать рядом с ним собственной низости и подлостти. Именно от этого она бежит, не в состоянии жить с ним, уезжая с Вронским в Италию. Там она только и была безмятежно, как в бреду, счастлива. Но её тянет, снова тянет обратно: и Серёжа, которого она любила (и этой невосполнимой потери она не может простить Вронскому), и стремление как-то определить свои отношения с мужем. Вронского обратно влекут дела о разделе имущества с братом, и они возвращаются.

* * *

Агония Анны в терзаниях себя и Вронского в фильме Соловьёва удивительно достоверна и точна (единственный штрих, который несколько покоробил, — при несомненном присутствии этой детали в романе, – педалирование морфинизма Анны, но это вполне простительно). Анна не может простить себе своего греха, расставания с Серёжей, полученного прощения от Алексея Александровича, и, требуя равновеликой жертвы от Вронского (совершенно невозможной), доводит себя до сумасшествия и ненависти к нему в последних сценах. К финалу романа она искусственно олицетворяет для себя Вронского с Демоном, который единственный виноват в её страданиях, и в отмщение ему бросается под поезд, доведённая до исступлённого отчаяния.

В одном из своих интервью Соловьёв признался, что фильма не было бы, если бы он не встретил однажды Татьяну Друбич и они не стали бы обсуждать возможность создания фильма. По-моему, Анна Каренина в её исполнении – просто гениально сделанная роль.

Трагедия Анны в роковой ошибке приравнивая любви и счастья, счастья и любви, между тем как они не тождественны. И в открытии этой ужасной правды Соловьёв чрезвычайно мужествен и поразительно глубок, вытаскивая для зрителей всё то содержание романа, которого большинство предпочитает не видеть. Даже если бы в фильме было одно только это, его бы стоило оценить очень высоко.

* * *

Но в фильме – к счастью – есть не только это. Ещё две ключевые фигуры, которых так часто и столь многие не знают, куда поместить и как рассматривать, — наконец-то обрели свою плоть и кровь, вписавшись в созданное Толстым пространство романа так, как оно должно быть. Это Вронский (сыгранный Ярославом Бойко) и Каренин (сыгранный Олегом Янковским).

По миом наблюдениям, многие читатели воспринимают Вронского через призму каких-то распространённых, но ложных стереотипов, в то время как в фильме Соловьёва он как раз то, что есть: аристократ с определёнными понятиями о чести и достоинстве, образованный, по-своему умный, честный и искренний, но избалованный (очень точно сакцентирован в этом смысле эпизод на скачках с падением Фру-Фру), по аристократическим меркам – как минимум, недостаточно воспитанный (по-другому как дурным воспитанием его настойчивое преследование Анны, а также ретирование с поля Кити Трубецкой не назовёшь). Привыкший рассматривать отношения с женщинами как ещё одно поле боя, где можно проявить свою «гусарщину» (сцена на вокзале, когда он объявляет, что дал денег вдове задавленного смотрителя, именно об этом вот превратно истолкованном достоинстве), но никак не привыкший видеть по другую сторону баррикад не просто добычу (пусть даже такую, в которую он страстно влюблён), но человека, чувствующего, страдающего, мучающегося. Именно поэтому он растерян и совершенно не знает, что же делать, когда Анна всё открывает мужу. Он недоумевает: почему все вокруг в таких же ровно обстоятельствах живут спокойно и наслаждаются жизнью, а Анна превращает их жизнь в кошмар. Он настаивает на разводе, потому что это единственный видимый для него выход из создавшегося положения, при котором он мог бы не потерять достоинства.

Вронский жалок в сценах тяжёлых родов Анны и дальнейшей неудавшейся попытке застрелиться. Он несомненно любит Анну, но не может замкнуть на ней всего себя, не может дать ей в их положении того, к чему она стремится (а она стремится к невозможному – к заполнению постоянно разрастающейся пустоты). Он виноват только в том, что неприлично настойчиво преследовал её даже после того как она дала понять, что им не нужно встречаться (и в этом – очень мужественный, честный и заслуживающий уважения поступок Анны). Всё же дальнейшее его поведение, пожалуй, безупречно, но он – не супер-герой, а рядовой молодой граф из блестящего (чрезвычайно важна внешняя сторона этого эпитета) общества (за что Вронского всегда нескрываемо недолюбливал князь Щербацкий).

После фильма я услышала разговор двух зрительниц, которые с возмущением обсуждали, что Вронский в исполнении Бойко – просто ужасен, что совершенно непонятно, зачем нужно было бросать Каренина (к слову – блистательно сыгранного Олегом Янковским) ради такого Вронского. Наверное, совершенно о том не подозревая, зрительницы сказали сущую правду о Вронском: он не был тем выше всяких пределов героем, который был безусловно предпочтительнее Каренина. Он не был тем, кто оправдывал бы поступок Анны своей исключительностью (если вообще такое возможно – ибо Толстой утверждает, что нет). Он был интересным светским молодым человеком, и между ним и Анной пробежали определённые искры, которые для неё разгорелись в страсть, потому что она не знала этой страсти раньше, в браке с Карениным.

* * *

Оправдание Каренина – то, за что фильму снова можно дать только самые лестные и высокие оценки. Из стереотипного сухого, чёрствого, жестокого человека он у Олега Янковского превращается в Человека, вызывающего столь непривычные для восприятия Алексея Александровича сочувствие и сострадание. По-своему любившего свою жену (очень уважавшего её, не опускавшегося до низкой ревности, деликатного), любившего Серёжу, полюбившего потом даже чужую рождённую девочку, страдающего, мучающегося. За всегдашней его сдержанностью оказывается место и для прощения, и для муки, и для великодушия и трепетности отношения к Анне после тяжёлых родов. Каренин переживает своё положение, свою потерю, пытается скрыть это от окружающих и от этого страдает ещё больше. Но он так же, как и Вронский, не может помочь Анне, обрёкшей себя на гибель.

* * *

Тема Анна-Каренин-Вронский в фильме Соловьёва (в отличие от романа Толстого) является безусловно ключевой и, пожалуй, единственной прописанной последовательно и глубокого, от начала и до конца, полностью завершённой, ясной и убедительной. Этого достаточно, чтобы назвать фильм очень удавшимся и очень значительным, потому что трудно и не стоит стремиться объять необъятное.

Тем не менее, конечно, хотелось бы в фильме больше Левина (тем более что в противопоставлении отношений Анна-Вронский и Кити-Левин тоже кроется ключ к пониманию того, как рождается счастье: не из эмоционально-физиологического влечения и только его, а из того, что многие исследователи Толстого, в противовес плотской, называют духовной любовью, а на мой взгляд, является элементарным сочетанием уважения, понимания, достоинства, понятий чести и долга, отречения от собственного «я», поставленного во главу угла). Левин – герой, который совершенно незаслуженно оказался не просто в тени тройки Анна-Вронский-Каренин (Друбич-Бойко-Янковский), а вообще как герой не состоялся: у Сергея Гармаша не получилось никакого Левина; такое ощущение, что его герой схематичен, ходит и говорит на шарнирах и не наполнен для актёра никаким содержанием. Гармаш не знает и не понимает, кого он играет, поэтому играет – никого. Возможно, впрочем, что это режиссёрская ошибка непродуманности Левина в пространстве фильма.

* * *

Сразу после просмотра фильма Облонский-Абдулов мне показался единственной откровенной неудачей, поскольку созданный им образ Стивы никак не вязался с тем, что было в моей голове по поводу него. Однако прочитав роман, я переоценила его в лучшую сторону: несмотря на то, что в исполнении Александра Абдулова Стива Облонский такой светский грешник-сладострастник и гораздо в этом смысле милее сердцу безобидный весельчак-балагур в исполнении Юрия Яковлева, Абдулов всего лишь подчёркивает, акцентирует те отвратительные черты Стивы, которых можно не заметить за его разгульной непосредственностью, но которые, воспринимаемые вместе, формируют отнюдь не милого безобидного героя. И я бы сказала, что Стива – это очень живая и правдивая иллюстрация распущенности, развращённости, праздности русского дворянства, о которых (задолго до Чехова!) очень откровенно пишет Толстой.

* * *

Несомненной удачей фильма можно назвать отбор сцен и фрагментов из столь многолинейного, многослойного, многотемного и многопроблемного романа. Из не относящихся к к «реперным» сцен, которые запомнились своей естественностью и насыщенностью, вспоминаются эпизоды на катке, сцены с Долли (и во время приезда Анны в Москву для примирения Долли и Стивы, и во время посещения Долли Анны в самом конце). Очень живо отобраны все сцены ухаживания Вронского за Анной, начиная с их вальса на балу.

Вместо эпилога

Вдумчиво и внимательно перечитав роман, я открыла для себя сразу несколько вещей: во-первых, что, читая роман до того два раза, я не читала его ни разу; во-вторых, только сейчас по-настоящему осознала запредельную гениальность Толстого-романиста и её проявление в «Анне Карениной». В-третьих, есть столько фрагментов и целых тем в романе, о которых хотелось бы написать, что дай Бог времени и сосредоточенности это сделать.