To be myself is something I do well
Послушала вчерашний выпуск “Большой оперы” про оперу XX века. Не могу слушать её совершенно, за исключением Гершвина и Пуччини (которого при формальном соответствии моё сознание всё-таки отказывается относить к XX веку, и для меня он остаётся композитором, сочинявшим оперу века девятнадцатого). И не могу понять: дело в моём недостаточно ещё воспитанном слухе, чтобы слушать такую “современную” (условно) оперу, или всё-таки в том, что опера в XX веке существенно сдала свои позиции?
И проблема не в одной только музыке (хотя в ней – львиная доля причин моих не складывающихся с ней отношений), но и в том, что при всём вроде бы осознаваемом мной ретроградстве подобного взгляда, далеко не все сюжеты вообще я готова слушать и смотреть в оперном обрамлении. При моей безумной любви к Гоголю, я, например, совершенно не вижу и не слышу его героев в опере, не могу принять пространство Гоголя уложенным в оперное пространство. Мне кажется, что Гоголь всё время “вылезает за оперно-музыкальные рамки”, в которые его насильно пытаются втиснуть, и получается несуразно, и неудобно и за композиторов, и за Гоголя (о певцах уже и вообще не говорю – искренне не понимаю, как они в принципе это поют). И при моём восхищении повестью Бориса Васильева “А зори здесь тихие” в опере я её себе тоже не представляю совершенно. И даже “Войну и мир” слушаю с трудом…
Что же получается, что для меня опера – это такое застывшее в состоянии столетней давности искусство?.. Если и не мёртвое, то точно – не живое?..
А появилась ведь, наверное, уже и совсем “современная” опера, XXI века…. как же я её-то буду слушать?..
Недавние комментарии