-
Отслеживать
Отслеживаемые сайты
Уже есть учётная запись WordPress.com? Войдите в систему.
To be myself is something I do well
Я поймала себя на мысли, что существую в какой-то другой системе координат, нежели авторы фильма и и его герои. Мне кажется, это самое верное: начать с осознания того, что мы не вписываемся в систему европейской культуры (по крайней мере, австрийской и немецкой), в которой тяга к построению сложных систем и схем мироздания всегда преобладала над чувственным иррациональным началом. И стремление вызвать сострадание к своим героям, будь то литература или кино, никогда не было главным для европейских художников. Холодный аналитический рассудок нередко преобладает даже у признанных мастеров европейского искусства (по крайней мере, насколько мне известно, это точно встречается в литературе). И поэтому попытки оценить их произведения с позиций близких и понятных нам “проповеди-исповеди” изначально обречены если не на несостоятельность, то, по меньшей мере, на неточность, на неполноту. Это просто неподходящая шкала измерения.
Я не думаю, что для европейской культуры характерна ситуация, когда художник не сочувствует и не сострадает своим героям, не сострадает человеку и человечеству, но там просто не принято этого показывать. Художник нередко, мне кажется, намеренно это скрывает, чтобы вывести на первый план философско-логические построения своего представления проблемы. И даже если обращаться к творчеству Уильяма Голдинга, глубоко думающего и, без сомнения, остро переживающего судьбы человечества и человека, в своих романах он отнюдь не стремиться вызвать сострадание к своим героям. И если иногда подобные чувства читателя посещают, то скорее нечаянно, ненамеренно, как бы вскользь, без наличия устойчивого на то намерения со стороны автора. В сравнении, например, с романами Достоевского эта разница очевидна: у Голдина преобладает аналитика человеческой природы, жестокой и беспощадной (особенно характерно в этом смысле “Свободное падение” – едва ли не самый любимый мой роман писателя), в то время как у Фёдора Михайловича всё это сопровождается бурей вещей иррациональных: чувств, веры, правды и т.д. Европейские художники склонны искать истину – мы – правду. В этом, наверное, всё дело. И я убеждена, что со своим уставом в чужой монастырь не стоит ходить.
Культурные и философские истоки (европейская философия всё-таки крутится вокруг рациональных построений, хотя есть и ответвления в лице Кьеркегора и прочих экзистенциалистов, в то время как русскую неизменно больше занимают вещи иррациональные), без сомнения, влияют и на этическую (Боже упаси думать, что она может быть универсальной!), и на эстетическую системы. А следовательно, для оценки европейского произведения искусства (или претендующего на таковое), нужна, как минимум, система критериев, отличных от привычных для нас, когда мы говорим о русском кино.
Не буду прикидываться и изобретать сложные построения и скажу две вещи о “Белой ленте”:
1) мне было интересно, навело на мысли о Кафке и поэтому понравилось;
2) моя оценка носит скорее эмоциональный, чем аргументированный характер, поскольку не обладаю достаточной подготовленностью и эрудицией, чтобы всерьёз размышлять об австрийском кино.
Псевдодетективный жанр – обычное для постмодерна дело, и не пускаясь в рассуждения о том, хорошо это или плохо, часть это содержательно оправданного замысла или просто манипуляция зрителем или читателем (когда речь идёт о литературе), мне использование этого приёма кажется неизбежным в современном искусстве. Неизбежным потом, что позволяет привлечь и держать внимание зрителя, столь пресытившегося и перенасыщенного информацией, что по-другому его заставить что-то смотреть и досмотреть, читать и дочитать, крайне сложно.
Открытый конец оставляет недоумение, но это тоже приём вполне в духе постмодерна, и здесь лишь вопрос в том, насколько его использование оправданно для режиссёра, художника вообще. Может ли он всё-таки позволить себе только ставить вопросы (и то, как выясняется, весьма невнятные) или всё-таки должен хотя бы пытаться искать на них ответы?..
Признаюсь, я пока не знаю ответа на этот вопрос о том, к чему всё-таки должен стремиться художник.
Столь бурно обсуждавшаяся в студии проблема насилия, в том числе над детьми и среди детей, конечно, важна, но я думаю, коль скоро австрийцы и немцы склонны выстраивать и размышлять над глобальными проблемами исторического пути народов и цивилизаций, в “Белой ленте” выводится одна очень важная линия, на которую почему-то никто внимания не обратил. Ведь речь идёт в действительности о конкретных исторических и культурных обстоятельствах: Германия, развязавшая Первую мировую войну. Протестантская Германия, с протестантскими ценностями, обычаями, системой воспитания и допустимым насилием. И роль протестантизма в этом была огромной. И фильм именно об этой конкретной этической системе и о последствиях её распространения.
Религиозные системы вообще гораздо чаще, чем может показаться на первый взгляд, оказывают существенное влияние на формирование идеологии и в конечном счёте политики, а в итоге – истории. И проблематика фильма лежит скорее в этой самой исторической плоскости, нежели в сфере психологической проблемы человека и насилия. И мне кажется более оправданным и разумным именно с этих позиций изучения механизмов воздействия религиозно-этической системы на развитие исторических событий оценивать ценность фильма. Тем более что Реформация совершила не один перелом в истории и породила очень влиятельную идеологию, в корне изменившую черты европейской цивилизации, в том числе в её экономической и политической системах.
Я не обладаю достаточной эрудированностью для того, чтобы оценить, насколько нов и оригинален в этом смысле Михаэль Ханеке, но для меня был ценным этот опыт погружения в протестантскую деревню. И имеют место случаи, когда ценность художника определяется именно его умением сохранить какие-то фрагменты истории, культуры, религии для будущих поколений. Отчасти и для того, чтобы мы учитывали и имели в виду поликультурное и многоконфессиональное, разноэтическое и разноэстетическое пространство, в котором существовал, существует и будет продолжать существовать человек.
Я здесь живу... 
Недавние комментарии